Михаил Григорьевич Леонов

Мне не раз приходилось встречаться с моим сегодняшним собеседником. Да и кто в среде спортивных журналистов, освещающих конькобежные и велосипедные соревнования, не знает Михаила Григорьевича Леонова — старейшину всех спортивных судей нашей страны. И вот ведь что удивительно: идут, торопятся годы, а Михаил Григорьевич по-прежнему остается все таким же энергичным, молодым по духу и делам. Кажется, он и дня не может прожить спокойно — вечно куда-то спешит. А ведь ему уже восемьдесят восемь... Да-да, восемьдесят восемь, из которых семьдесят неразрывно связаны со спортом.

Он ходит быстрым, размашистым шагом. Его зоркие, не знающие очков глаза смотрят на мир восторженно и тепло.

—       Только что вернулся из Краснодара, — рассказывает на ходу, — теперь тороплюсь в Вильнюс: провожу семинар арбитров. Дел невпроворот. А вернусь — надо написать брошюру о правилах судейства на треке.

И так — всегда. «Вы знаете,— как-то пошутил он, — даже прихворнуть некогда».

—       Мало у нас пишут о людях, — сказал Леонов,— а ведь они, право, делают огромное дело.

—       Но в данном случае, Михаил Григорьевич, хотелось бы поговорить не о судьях вообще, а о вас в частности. И в самом деле ваша жизнь в спорте представляется нам необыкновенно интересной. Семьдесят лет в рядах спортивной Фемиды — это же целая история.

—       Семьдесят лет назад, в 1904 г., состоялся мой судейский дебют. Но, прежде чем рассказать об этом подробно, позволю сделать небольшое отступление. Хочу, так сказать, ввести вас в курс дела.

В том что я с детских лет пристрастился к спортивной жизни, не было ничего удивительного. Жил я в ту пору в Грузинах, так называли один из районов старой Москвы, расположенный невдалеке от Белорусского вокзала. А рядом, буквально в нескольких шагах, находился Народный дом, принадлежащий обществу трезвости Сейчас на его месте находится Тишинский рынок. Но семьдесят лет назад на этом месте был каток. Деятели Народного дома хотели таким образом привлечь на свою сторону как можно больше народу. Вот с этого катка все и началось. С двенадцати лет я стал посещать этот каток и сразу же примкнул к ребятам, которые в отличие от обычной катавшейся публики пробовали свои силы в спортивном беге. Надо сказать, что каток в Грузинах был особенный, единственный в своем роде. Беговая дорожка имела форму четырехугольника, так как организаторы катка заливали водой тропинки небольшого парка. Повороты получались совершенно неожиданными. Да и дорожки имели ширину полтора метра. Около одного поворота, с его внешней стороны, росло большое дерево. Нужно было обладать ловкостью, чтобы на полном ходу проскочить мимо него. Когда мы приглашали на соревнования скороходов с других катков, а их в ту пору в Москве было несколько — на Чистых прудах, в Зоологическом саду, на Пресне, то наши гости, встретив на своем пути столь неожиданную преграду, терялись, а мы продолжали бег, не снижая скорости.

Тренеров как таковых в то время не было. Учиться бегать на коньках нам помогал наш товарищ Николай Седов — замечательный конькобежец, в будущем победитель чемпионата мира. С этим именем связано и начало моей судейской деятельности. Как-то он сказал мне: «Ну-ка, Миша, возьми часы да погляди, за сколько минут я пробегу круг». Это и был мой первый судейский шаг.

Как конькобежец он вырос на моих глазах. Мы-то и на каток пришли почти одновременно. Жили мы рядом, дружили с детства. Тренировался он увлеченно, страстно желал научиться бегать как можно быстрее. Правда, способ его занятий выглядел странно. Ранним утром, еще до начала занятий в гимназии, Николай спешил на каток. Для того чтобы тренироваться в тяжелых условиях, он облачался в отцовскую шубу, подвязывая ее ремнем,- и более часа скользил по льду. После завтрака он бежал в гимназию, расположенную на Большой Якиманке. Расстояние от Грузин до гимназии было продолжением тренировки. А вечером он снова приходил на каток и бегал там часа два-три. И надо сказать, что избранная им методика принесла ему успех. В то время он был сильнейшим не только в Москве, но и в России. Особенно ему давались стайерские дистанции, и он за всю свою спортивную карьеру ни разу не проиграл на них. В 1906 г. на чемпионате мира в Гельсингфорсе он стал победителем в беге на 5 и 10 тысяч метров. Зарубежные газеты того времени писали о нем как о самом выдающемся русском скороходе. А в Москве... его исключили из гимназии только за то, что он осмелился на несколько дней оставить учебу и выехать на чемпионат мира. Большого труда стоило его отцу — машинисту Брестской железной дороги — умолить начальство вернуть сына в гимназию. Колю великодушно простили, но поставили условие — ни о каких состязаниях больше не думать.

А ведь он бы мог стать чемпионом мира. В те годы Николай Седов побеждал даже Николая Струнникова.

—       Михаил Григорьевич, а как вообще проходили состязания в начале XX века? Кто был их организатором?

—       Соревнования в нашем теперешнем понимании тогда не было. Все держалось на энтузиазме самих спортсменов В то время в Москве было несколько катков. И на каждом из них была своя группа скороходов. Скажем, у нас, в Грузинах, вместе с Седовым тренировались и братья Феоктистовы, и рабочий-железнодорожник Бурнов, ставший впоследствии скороходом мирового класса. На Чистых прудах конькобежцев возглавлял Николай Струнников.

В середине зимы на всех московских катках начинались состязания. Что они из себя представляли? Как правило, все катки арендовали частные предприниматели. И чтобы привлечь к себе публику, они устраивали соревнования, где победителям вручались дешевые призы.

Нас эти призы интересовали мало. Нам хотелось проверить свои силы в споре с противником. И вот с утра мы нанимали извозчика и ездили с катка на каток. Пробежишь дистанцию и скорее в возок — спешили в другое место. И так до самого вечера.

—       Но ведь, Михаил Григорьевич, тогда у вас была и другая страсть — велосипед?

—       О, да, в 1903 г. я впервые попал на велотрек. Он находился рядом с ипподромом, в том месте, где сейчас проходит Беговая улица, Трек этот был цементный, длиною в полверсты. Надо сказать, что в то время велосипед был очень популярен среди москвичей. В нашем городе часто гостили зарубежные «звезды». Известный тогда антрепренер Авдеев, или «дядя Пуд», как его звали, устанавливал трек в помещении Манежа. На моей памяти был такой случай. Во время какого-то гуляния в Манеже должны были состояться гонки. Народ валил валом. Шутка ли, сам Кудела, чемпион Австрии, будет бороться за первый приз. А, надо сказать, виражи этого трека были очень крутыми. Кудела вел гонку смело, сильно, но... на вираже он дрогнул, велосипед под ним задрожал, и гонщик упал. Однако вот ведь случай, Кудела не долетел до матов, которые были расстелены внизу, он зацепился педалью за деревянный настил трека и повис вниз головой. Его пытались снять, но тщетно. И тогда «дядя
Пуд» вызвал пожарных, которые не замедлили явиться в Манеж со своими лестницами. Испуганный Кудела отказался от дальнейшего участия в соревнованиях и тут же уехал из Москвы.

А на цементном треке было просторно. Я тренировался вместе с друзьями-конькобежцами, Тогда было принято: летом — велосипед, зимой — коньки.

Мне вспоминается одно интересное состязание, которое мы организовали ровно семьдесят два года назад, в июле 1904 г.

Как сейчас помню, лето тогда выдалось хмурым, часто шли дожди, и поэтому среди антрепренеров зрелищных предприятий не нашлось охотника снять в аренду наш трек. И тогда у кого-то из нас, спортсменов, зародилась мысль: самим устроить соревнования. Жажда выступать была так велика, что мы согласились рискнуть своими весьма скромными сбережениями на аренду и покупку спиц, колес, запасных частей, лишь бы гонки состоялись. Для обсуждения этого вопроса собрались мы на квартире у популярного в то время гонщика Тосса. Подсчитали собранные деньги — нет, не хватает для аренды. А так, за здорово живешь, тренироваться на трек в то время не пускали. У него был хозяин. Оставалась лишь одна надежда — продать на эти соревнования как можно больше билетов.

Для победителя наших состязаний решили учредить приз: «Почетная лента города Москвы». По условиям гонки каждый спортсмен, потерпевший поражение в первый день, мог на второй вызвать на своеобразную «велодуэль» победителя. И лишь после этого определялся истинный победитель.

Чтобы состязания были интересными, мы пригласили из Варшавы лучшего польского велосипедиста Ткагика. Он согласился. На следующий день на треке закипела работа: одни подметали его, другие чинили развалившийся забор.

Наступило воскресенье — первый день соревнований. Как мы и ожидали, в финал вошли Ткагик и московский гонщик Никитский. Первый заезд довольно легко выиграл гость. Но во втором победа досталась москвичу. Теперь все решал третий, последний. Лишь полколеса выиграл Ткагик, однако «Почетная лента» оказалась на его плече.

Вечером мы снова собрались у Тосса. У всех было грустное настроение — гость из Варшавы собирался увезти к себе домой наш самый почетный приз, а соперников ему, судя по всему, среди нас нет. Но тут кто-то вспомнил о Погожеве, известном в недавнем прошлом московском велосипедисте. Правда, в последнее время он отошел от спорта и катался на велосипеде в свое удовольствие. Но может быть? Решили направить к нему делегацию. Погожев сначала решительно отказался от нашего предложения. Мы настаивали, убеждали, просили защитить честь велосипедистов Москвы. Видимо, азарт борьбы победил, и он согласился.

Всю неделю до следующего воскресенья Погожее тренировался. И вот наступил этот день... Первый заезд. Москвич ловко занял позицию у бровки и не спеша начал гонку. Все как в настоящем спринте. Два круга они еще двигались. Но вот, не выдержав, Ткагик рванулся вперед. А Погожеву только этого и надо было. «Поймав» колесо соперника, он резко спуртует. Победа! Но радоваться еще рано. Как сложится второй заезд? К счастью, произошло то же, что и в первом. Варшавянин, надеясь на свой «длинный» финиш, устремился вперед с первых же метров, а Погожев, тактически грамотно построив гонку, опередил его на финише.

Начали мы считать свой «приход» и «расход» Оказалось, что на первый приз мы можем израсходовать один лишь рубль, а на «утешительные» — копейки. Узнав об этом, гонщики только рассмеялись. Ведь дело не в призах, дело в том. что нам удалось провести интересные состязания. Да вдобавок ко всему «Почетная лента города Москвы» осталась дома.

Именно на этих соревнованиях я впервые выступил в роли судьи. Как видите, теперь мой стаж спортивного арбитра насчитывает более семидесяти лет.

—       И каких же спортсменов вам довелось увидеть за это время?

—       Разве можно всех запомнить. Я обслуживал соревнования с участием братьев Ипполитовых, известных велосипедистов Уточкина и Бутылина, скороходов Мельникова, Каненина, Лобкова, Якобсона... Нет, всех перечислить нельзя. На моих глазах зарождался советский спорт, и я был свидетелем становления почти всех чемпионов 20-х годов.

—       А ваша жизненная судьба, Михаил Григорьевич, как складывалась?

В 1914 г. меня мобилизовали на первую мировую войну. Служил в Белоруссии, в Румынии. Там же, в Румынии, мы встретили весть о Великой Октябрьской социалистической революции. Вместе с Дмитрием Ивановичем Курским, которого я хорошо знал еще по Москве, вошли в солдатский полковой комитет, а затем и в армейский. Вместе с ним меня послали на первый съезд солдатских депутатов. Впоследствии Дмитрий Иванович стал наркомом юстиции. А я в 1918 г., вернувшись из армии, поступил учиться в ХАПРО — Художественную ассоциацию пролетарских рабочих организаций. Этой ассоциацией руководил Федор Федорович Комиссаржевский, а вместе со мной учились такие известные впоследствии артисты, как И Ильинский, М. Шаров, М. Бабанова. После окончания учебы работал в театре, снимался в кино. В частности, в фильме «Соловей-соловушко» я даже умудрился танцевать в паре с известной балериной Егоровой. И все эти годы я, естественно, не порывал со спортом. Судил состязания, организовывал секции. В 1927 г меня избрали председателем вело-конькобежной секции общества «Пищевик», которая располагалась на месте нынешнего стадиона Юных ленинцев. И именно тогда ко мне подошел щупленький паренек с просьбой «дать прокатиться на коньках». Это был Иван Аниканов.

У меня же начинал заниматься велосипедным спортом Константин Ушаков. Вскоре он стал одним из сильнейших гонщиков Москвы, выиграл звание чемпиона России. На протяжении ряда лет Ушаков был среди лучших в стране И сейчас, когда я встречаю поседевшего, несколько грузноватого человека, заслуженного деятеля искусств, директора МХАТа им. А. М. Горького Константина Ушакова, мы всегда вспоминаем далекие годы.

Да, прожито немало. В 1930 г. меня избрали председателем президиума Всесоюзной коллегии судей по велоспорту. Мне выпала высокая честь быть организатором первого советского велотура. В 1955 г. мне присвоили звание судьи всесоюзной категории.

—       Вы и по сей день, Михаил Григорьевич, являетесь председателем Всероссийской коллегии судей по велоспорту. Скажите, пожалуйста, не обременительны ли для вас такие хлопоты?

—       Ну что вы. Наоборот, без этой работы я бы не смог жить. Вы понимаете, какое это счастье быть всегда среди людей, в самой гуще спортивных баталий. Мне скучать абсолютно некогда. Недавно Федерация велосипедного спорта СССР предложила мне провести семинар по изучению новых правил. Больше месяца готовили, и семинар, как все говорили, удался. А сколько дел у меня по нашему российскому календарю? Составить судейские бригады надо! Проконтролировать их работу надо! Провести заседание коллегии надо! Соревнований-то нынче сколько — ведь сезон-то олимпийский.

—       Что же является источником вашей энергии, Михаил Григорьевич? Как удается вам в ваши годы сохранять такую поразительную работоспособность? Может быть, у вас есть какие-то секреты?

—       Ну какие могут быть секреты. Мне кажется, что многое здесь зависит от моей многолетней дружбы со спортом. Ежедневная гимнастика, длительные пешие прогулки — вот основа основ. Да и когда рядом молодежь, когда рядом спортсмены — и сам себя чувствуешь моложе.

Я хочу пожелать всем юношам и девушкам, людям старшего и пожилого возраста лишь одного — дружбы со спортом, с физкультурой. «Смелее выходите на старты спартакиады, мои молодые друзья  — говорю я им, — будьте настойчивыми и смелыми. Спорт — это прекрасное дело».

                                                                                                   В. Сергеев, Москва (1976 г.)